
Свободный журналист. Любит Хемингуэя, шведский язык, Париж и Prada. Родилась в Петербурге, с тех пор с городом ее связывают сложные, но теплые отношения. Для нас Ирина разложила по полочкам стереотипные представления о Петербурге и объяснила, в какие из них можно верить.
— Ты родилась в Петербурге?
— В Ленинграде.
— Точно, город раньше назывался по-другому.
— Да уж, как его только не называли, при этом, помимо официальных имен, есть еще и куча придумок вроде Северной Венеции или Северной Пальмиры. Но, как говорится, «что в имени тебе моем», суть остается прежней, питерское небо не заалело от того, что его обозвали в честь вождя великой революции, серое и низкое 363 дня в году. Так было всегда.
Я буду говорить о стереотипах, связанных с Петербургом, потому как, это удивительно, но все, что говорят про город «в миру», — чистая правда. И про то, что сыро, и про то, что он напоминает музей, и про то, что местами похож на Амстердам, а местами — на Копенгаген. Вот только про Пальмиру судить не берусь, не доводилось. Правда и то, что разводят мосты, и что в июне ночью светло, и что по Эрмитажу нужно ходить две недели, чтобы все посмотреть, и что Чижик-Пыжик действительно исполняет желания.
Не врут и те, кто говорит, что город стал меккой для поэтов и художников. И про интеллигенцию — все правда. Вот недавно к одному моему интеллигентному знакомому на Московском вокзале подошла не менее интеллигентная леди-бомж, и знаете, что она у него спросила? «Молодой человек, не купите ли вы мне чашку кофе, а то давление совсем низкое», — представляете, так и сказала дамочка. А то, что по клошарам можно определять общий культурный уровень города, — факт общеизвестный. Они у нас, знаете, и на фортепьяно в барах играют, и Бродского на площадях читают, громко так, с чувством, с толком, с расстановкой.
Правда, и то, что в феврале на Петропавловке можно встретить загорающих людей в нижнем белье и что вода в заливе не очень чистая, но там все равно купаются летом. И про «парадную» и дворы-колодцы тоже не врут. И то, что по выходным мы ездим в Финляндию за кофе и шоколадками, «потому что дешевле», — чистая правда, а «Пулково 2» действительно слишком мал для международного аэропорта. История на самом деле знала случаи, когда люди с чемоданами в зубах и шведской визой в загранпаспорте приезжали не на тот морской вокзал, потому что их в городе два, но об этом не все знают.
У нас действительно с большим трепетом относятся к хлебу, потому что всерьез помнят и гордятся, потому что на домах до сих пор таблички — что опасно и что лучше по другой стороне. А у Исаакиевского все еще шрамы не заросли, да и вряд ли уже когда-нибудь. А тех самых среди прохожих мы узнаем по груди в орденах.
Мы на самом деле знаем, что до Петербурга тут были совсем не болота, а целый город — Ниен, и жили в нем совсем не «убогие чухонцы», а вполне себе шведы. Правда и то, что пытались эту историю в прямом смысле замять, вернее сказать, примять, когда на том самом месте были готовы возвести гигантский фаллос, но обошлось. Хотя, уважая любовь вышестоящих к подобным символам, горожане подарили-таки им фаллос: вот подходят они к окну городом полюбоваться, а тут он во всей красе поднимается.
И забавно, что я сейчас в Сапсане в сторону Москвы, и мой сосед — пожилой венгр из Нью-Йорка — говорит, что Петербург — это Мариинка и Шостакович. Я бормочу, что на самом деле не только он, но киваю и соглашаюсь, потому что тоже правда.
Правда и то, что у нас в городе есть «Камчатка», и что Цой работал в котельной, и что к року отношение трепетное, ведь мы все абсолютно уверены, что родился русский рок здесь, и даже если у вас есть разносящие в прах такую теорию доказательства, то спорить все равно не надо.
Есть, пожалуй, только одна история, которая не до конца правдива. Про то, что якобы крейсер «Аврора» на Петроградской набережной — это тот самый крейсер, который сначала воевал в Японской войне, а потом по Эрмитажу. На самом деле нижнюю часть корпуса корабля отрезали во время реставрации в 1980-х, потом отвезли в Финский залив и довольно коряво затопили. Так что теперь во время отлива туристы фотографируются на фоне обломков славного крейсера. Вот, а все остальное — чистая правда.